Однажды Акбар принес домой огромную охапку материи, от которой его женщины улетели на седьмое небо от счастья, так как их рубашки совсем изветшали и превратились в лохмотья. Они сразу принялись за кройку и шитье, но все было сделано очень просто и быстро. Они просто покроили их грубо и сшили кусочки вместе, и через час вся семья носила новые рубашки, и лица женщин и маленьких девочек сияли от счастья. В то же время они прокололи ноздри маленьким девочкам и повесили на них специальные кольца в качестве украшения. Для всех это был грандиозный праздник.
Я должен объяснить, что ходить на базар для респектабельной сартской женщины является недопустимой вещью. Все, что она хочет, должно быть куплено ее мужем или братом. Женщины Акбара были вольны ходить днем всюду, где они хотят, и они часто уходили на несколько дней во время своих визитов, но посещение ими базара считалось недопустимым с точки зрения хороших манер для мусульманской семьи.
Однажды вечером Акбар сказал, что он решил развестись со своей второй женой, которая жила с ним три года, и у которой был маленький мальчик.
«Она совершенно бесполезна для меня», – объяснил он: «Она не делает никакой работы по дому, вообще не помогает и совершенно ленивая».
На следующий день в двенадцать часов дня пришел мулла. Они сели в круг, и мулла прочитал подходящую молитву, затем они поели плова, и на этом церемония была окончена. Через час Юлдаш вез разведённую жену с ее ребёнком и вещами в Ташкент, откуда она была сама. Это было столь же простым делом, что и увольнение слуги.
В тот же вечер дети принесли мне горсть очень хороших земляных орехов, джирянчак. Они очень питательные и считаются полезными для решения проблем с желудком. Листья у них маленькие, продолговатые и с неровными краями, но я не видел цветков, поэтому не могу сказать, что это на самом деле за растение. Жаль, так как я не видел и не слышал о нем раньше.
Приблизительно в это время Камарджан послала ультиматум Акбару через своего мужа; он должен был купить ей отрез настоящего набивного ситца для нового платья, новый халат и новые сапоги с калошами, или она бросит Юлдаша и уйдет. Её бедный муж, который был безнадежно влюблен в неё, пришел в ужас от возможности её потерять, но совершенно ясно понимал невозможность выполнения её требований при существующих обстоятельствах. Она оскорбила его и ушла из дома на целый день, вернувшись поздно вечером, когда она устроила сцену с Акбаром и кричала.
«Женщина безумна, тахир», сказал бедный Акбар мне. «Это совершенно невозможная вещь для меня, купить вещи, которые она хочет. При большевиках все безумно дорого, и мы кое-как сводим концы с концами. И если я куплю ей материал на платье, я должен буду сделать это для всех женщин. Почему я должен обидеть мою бедную первую жену? Она усердно работает за двоих, как все остальные вместе, достойная женщина; она никогда не жалуется и не просит ни о чём».
Его первая жена, безусловно, была замечательной женщиной: умная, трудолюбивая, с простыми, но подчеркивающими чувство собственного достоинства манерами, удивительными в сартской семье. Тахтаджан предложила простое средство. «Отколотите её как следует», – сказала она. «Когда я капризничала, Акбар избил меня, и тогда я стала хорошей». Но как мы увидели вскоре, она недолго оставалась хорошей.
Между тем, несчастная старая лошадь, от работы которой зависела жизнь целой семьи, становилась все слабее и слабее. Я вылечил огромную гноящуюся рану на ее спине перманганатом поташа, который я также успешно использовал для остановки диареи у детей, поэтому вся семья восприняла это как поразительную медицину. Однажды ночью нас всех разбудил дикий крик Камарджан. Она истерично рыдала над бедным старым животным, которое лежало на боку, резко хрипя. Вся семья начала плакать и причитать. Это был по сути очень серьезный удар по всем ним, так как они теряли друга, который кормил и обслуживал семью честно и хорошо много лет. На следующее утро Акбар снял с нее кожу, порезал синеватое, жилистое мясо в полосы и повесил его сушиться.
«Вы же не хотите сказать, что вы собираетесь есть это мясо, Акбар?» – спросил я его.
«Нет, конечно, но я его продам», и, увидев мой укоризненный взгляд, он добавил —
«Все в порядке; я правильно перерезал ей горло и прочитал правильные молитвы».
Весь этот день все были подавлены и несчастны; даже маленькие девочки перестали играть. Я дал Акбару некоторую сумму денег, и на следующий базарный день он купил хорошую молодую лошадь, и старая была забыта. Когда он покупал лошадь, он встретил одного из комиссаров из ЧК, возвращавшегося верхом с несколькими красноармейцами с гор из Чимгана. Комиссар остановил Акбара и сказал —
«Мы были в горах, искали Назарова в Чимгане, но там никаких его следов нет. Всё это время я был абсолютно уверен, что ты знаешь, где он, бесстыжие твои глаза, и ты не говоришь нам».
Вскоре после этого Тахтаджан пришла в мое логово и сказала —
«Камарджан может принести неприятности, тахир; она угрожала пойти и сказать Советам, что Акбар укрывает русского в своем доме».
«Но она хорошо знает, что мы все будем расстреляны, если она так сделает!»
«Она говорит, что ей все равно. Тахир, дайте этой дурной женщине сто рублей и скажите ей, чтобы она молчала».
Конечно, я согласился и дал Камарджан сто рублей. Она просияла сразу и пообещала никому ничего не говорить. На следующий день Акбар послал за муллой, чтобы мулла попытался убедить её прекратить свои чудачества и остаться с мужем. Я мог слышать как мягко и убедительно говорил мулла; и наконец, дело закончилось компромиссом: она согласилась продолжать жить спокойно со своим мужем, если… он купит ей новые сапоги и калоши! После этого на какое-то время в семье Акбара установилось полное спокойствие и тишина.
Приближалась пасха. В начале страстной недели прошел слух, что в пасхальную ночь, когда в православной церкви будет идти служба, будет объявлено осадное положение и введён комендантский час, в то время как патрули на дорогах будут удвоены. Акбар, рассказавший мне это, предполагал, что в пасхальную ночь я отправлюсь вместе с ним в Ташкент повидаться со своею женой. У вас теперь выросла борода», – сказал он, «и вы выглядите как сарт, и в сартской одежде ночью никто не узнает вас; мы можете вернуться назад утром». Эта идея понравилась мне, и начал думать, как её осуществить.
Но этому не суждено было случиться. Неожиданно пришло известие, что во всех посёлках вдоль главной дороги и даже на отдалённых выселках собираются провести специальный обыск, тотальный обыск во всех домах; будет задействовано целое подразделение солдат с комиссарами из ЧК; они собираются окружить все посёлки и дома и обыскать каждый угол; даже открывать все ящики; они были намерены найти какого-то человека. Было ясно, что ищут меня. В среду Акбар вернулся очень рано с базара, и прямо пришел ко мне в мое убежище, и сказал, что это начнется завтра рано утром, что красноармейцы уже прибыли, и патруль на мосту усилен.
«Что нам делать, Акбар?» – спросил я его. «Где мне можно укрыться?»
«Я не знаю, тахир; ситуация ужасно опасная; давайте над этим думать».
«Если все дороги и мост перекрыты часовыми, остается единственная вещь», сказал я, «переплыть Чирчик и спрятаться с киргизами на другой стороне в камышах. Ваша лошадь может вынести меня, и мы вдвоем сможем переплыть реку».
«Река очень полноводная, и вам придется плыть почти милю».
«Лучше утонуть, чем попасть живым в руки этих зверей», – сказал я.
Это не имеет большого значения, утоните вы или нет, хотя, конечно, киргизы примут вас и дадут вам убежище; но они великие болтуны и живут совершенно открыто, поэтому моментально всем станет известно, что вы там, и вы сразу попадете в клещи большевиков.
«Тогда, что мы можем сделать?»
«Обед готов; пойдемте немного поедим, тахир, а потом мы что-нибудь придумаем».
Я вынужден был согласиться, хотя у меня совсем не было аппетита. Мы молча поели. Когда мы выпили чая, Акбар сделал следующее предложение —
«Вы оставайтесь здесь, где сейчас, тахир, а за ночь Юлдаш и я замуруем вас в стене, заложив пролом кирпичами, замажем его глиной, обсыплем пылью и затем сделаем все это черным от дыма. Это будет выглядеть просто как старая стена, и никто не догадается, что это место, где может лежать человек».
Ничего не оставалось делать, как согласиться быть похороненным заживо. Мы поставили целое ведро воды и хорошую стопку глиняных лепешек, и принялись за работу. Стена быстро выросла и отрезала меня от внешнего мира. Затем осталось крошечное отверстие, которое исчезло, и в моем убежище воцарилась темнота, как в могиле. Я мог лишь слышать как Акбар и Юлдаш работали в лихорадочной тишине.
